Оже-де-Ранкур Николай Францевич

1821-?

Офицер, директор Оренбургской, а затем Ярославской военной прогимназии. В 1837-1839 (?) учился на юридическом факультете Петербургского университета.

«В 1837 году поступил я на юридический факультет в императорский С.-Петербургский университет, переведенный в том году из Семеновского полка на Васильевский остров, в обширное здание бывших 12-ти коллегий, где помещается и поныне.

Согласно желанию покойного императора Николая Павловича и стараниями бывшего в то время министра народного просвещения графа С. С. Уварова, университет в первый же год своего обновления наполнился молодыми людьми многих аристократических фамилий.

Вместе с разрешением носить шитые золотые петлицы на воротниках мундиров, вменено было студентам в обязанность ходить постоянно в треугольных шляпах при шпагах (без темляка) и отдавать честь царской фамилии и генералам, становясь во фронт и спустив с плеча шинель, как это требовалось от офицеров.

На первых порах отдание чести не обошлось без комичных сцен и недоразумений, так, например: один студент, возвращаясь с лекции, нес под мышкой несколько книг и тетрадей; встретив это время генерала, он поспешил сбросить с плеча шинель, причем книги рассыпались, а с ними вместе и шинель упала на тротуар. Рассмеялся генерал, рассмеялся и студент.

Вот и другой случай: шли три студента по Адмиралтейской площади, вдруг нагоняет их государь. Ни один из молодых людей не отдал ему чести, потому что никогда его не видали и не имели понятия о различии формы генералов от других офицеров. Приказав остановить сани, Государь подозвал к себе виновных и заметил им, что они не исполняют высочайшего повеления отдавать честь генералам. Молодые люди оторопели, а один из них, худой, долговязый немец растерянно спросил: «А разве вы генерал?» Государь усмехнувшись отвечал, что они скоро узнают, кто он, и вместе с тем отправил их на адмиралтейскую гауптвахту. Вечером того же дня несчастных юношей потребовали в Зимний дворец, где сначала накормили отличным обедом с вином, а затем дежурный флигель-адъютант провел их в кабинет императора. – Ну! Надеюсь, что вперед вы меня уже узнаете, - сказал государь, - а теперь ступайте домой, но помните, что, ежели я сравнял вас с офицерами, то и требую от вас того же чинопочитания. Передайте мои слова своим товарищам, прощайте!

Вскоре после начала лекций, стали затеваться, по примеру немецких студентов, так называемые коммерши. Очень понятно, что эти сходки не имели вовсе того значения, как в заграничных университетах. Это были просто кутежи. Собирались, кто побогаче, где-нибудь на Крестовском, говорили много вздора, курили непременно кнастер, (до головокружения), а главное, много пили, пили брудершафт, хотя никаких корпораций не существовало и, конечно, в очень веселом расположении духа возвращались по домам. Были попытки, опять из подражания, устроить дуэли, но это как-то не привилось, да и самые коммерши скоро прекратились.

Первый год моего студенчества провел я рассеянно, лекции посещал редко, а больше предавался разного рода удовольствиям. Многие из студентов-аристократов часто посещали театры, балы, маскарады, и не отказывали себе ни в каких развлечениях, их примеру следовали и другие, в том числе и я, юноша едва достигший шестнадцатилетнего возраста…

Кончилось тем, что, не надеясь сдать экзамен, я остался на том же курсе.

Я сошелся с одним товарищем по курсу, сыном священника, у которого велась крупная азартная игра. Увлекшись игрой, я в один вечер проиграл три тысячи рублей (ассигнациями). Это обстоятельство отрезвило меня, я бросил все, начал учиться и в конце второго учебного года удостоен перевода на второй курс.

В первый ли год моего поступления или на следующий, хорошенько не припомню, возникли в университете беспорядки по поводу назначения адъюнктом по кафедре истории магистра Шакеева.

Этому молодому человеку покровительствовал тогдашний ректор И. П. Шульгин, не пользовавшийся расположением студентов, тогда как профессор истории М. С. Куторга, был, напротив, их любимцем. Последний не благоволил к Шакееву, и этого было достаточно, чтобы студенты отнеслись к нему враждебно.

В день, назначенный для первой лекции, аудитория была переполнена студентами всех факультетов. Едва ректор с Шакеевым переступили порог, как начался топот ногами, раздались свистки и возгласы: «вон Шакеева», «долой второе издание Шульгина»; шум все возрастал, и начинать лекцию не оказалось никакой возможности; пришлось ретироваться.

На другой день приехал попечитель округа, князь Дондуков-Корсаков, человек довольно тучный и не мастер говорить. Увещания его выслушали с насмешливыми улыбками, прорывался даже смех.

Следующая лекция также не могла состояться: Шакеева даже не впустили в аудиторию.

Дело принимало серьезный оборот. Министр народного просвещения нашел нужным принять в нем личное участие. Явившись в актовый зал, где собраны были все студенты, граф Уваров произнес грозную речь и объявил, что если так будет продолжаться, то студенты рискуют через десятого очутиться солдатами. Угроза подействовала, беспорядки прекратились; но от этого Шакееву стало не легче, слушателей кроме двух трех казенных студентов никого на лекции не являлось. Великим постом Шакеев вынужден был прекратить свои лекции и более в университете не показывался. Занятия мои шли довольно успешно; но вдруг новая беда, я влюбился!..

Между тем наступил май месяц – время экзаменов, я получил несколько двоек и, разумеется, не попал на третий курс».

Оже-де-Ранкур, Н. В двух университетах (Воспоминания 1837-1843 годов) // Русская старина. – 1896. – Т. 86, июнь. – С. 571-573.